Жаланаяк аздер – духовный покровитель Абылай хана

Исторически сложилось, что письменных источников, которые были бы cозданы самими казахами, и по которым можно было бы узнать о прошлом народа, крайне мало. Их буквально единицы и они большей частью были написаны довольно поздно, на рубеже XIX-XX веков. И это несмотря на то, что Казахское ханство образовалось более пяти веков назад, и не на пустом месте, а на развалинах некогда могучей Золотой Орды. Причина этого явления лежит на поверхности – казахи-кочевники не использовали собственной письменности. Конечно, при ханской орде всегда были писари, которые были выходцами из Средней Азии и, как правило, принадлежали к сословию ходжей, считавшимися прямыми потомками пророка Мухаммеда. В их обязанности входило не только ведение дипломатической и обычной переписки, но также обучение грамоте и основам мусульманской веры детей правителя. При этом, к сожалению, практически никто из них не оставил подробные записи о нравах степных властителей и в этом вопросе исследователям приходится опираться лишь на редкие описания послов и путешественников, оказавшихся волею судеб в орде одного из казахских ханов. Поэтому история Казахского ханства полна белых пятен. Правда, с принятием в 1731 году правителем Младшей Орды, ханом Абулхаиром, русского подданства и постепенным продвижением русских завоевателей вглубь Казахской степи, в данном вопросе наступил некоторый прогресс, хотя характер этих исторических источников имеет определенную тенденциозность, что вполне объяснимо. Закономерным итогом всего этого является повышенный и закономерный интерес исследователей к образцам народного устного творчества в виде различных легенд, преданий и сказаний, а также литературных сочинений поздних авторов, получивших мусульманское образование и творивших, начиная со второй половины XIX века, включительно по 20-е годы ХХ столетия. Именно эти материалы сыграли ключевую роль в вопросе воссоздания образа Жаланаяқ Әздера¹ – духовного наставника и покровителя знаменитого Абылай хана.

В понимании казахов именно Абылай (настоящее имя Абильмансур) остался последним великим ханом, эпоха правления которого неразрывно связана с процветанием народа, когда главный внешний враг – джунгары – были разбиты наголову, а с двумя другими могущественными соседями, Россией и Китаем, он сумел выстроить вполне доверительные взаимоотношения. И если о самом Абылай хане сохранилось огромное количество различного рода информации, в том числе документированных, то имя его духовного покровителя Жаланаяк Аздера было практически забыто. Причин этому много и не последнюю роль здесь сыграли многочисленные потрясения и тяготы, выпавшие на долю казахского народа на протяжении всего XX века – это и крушение Российской империи, и последовавшая за этим гражданская война; насильственный переход от кочевого образа жизни к оседлому, осуществленный большевиками и приведший к ужасному голоду 1931-1933 гг.; устроенное ими гонение и истребление духовенства; отказ от арабского алфавита и переход на латиницу, которую вскоре сменила кириллица; Великая Отечественная война, унесшая жизни сотен тысяч казахов – носителей кочевой культуры; а также множество менее заметных событий, также внесших свою лепту в то, чтобы изгладить из памяти народа его историческое прошлое.

Но, как гласит казахская пословица, «Сап алтынды сандық түбінде тат батпас» – «Золото даже на дней сундука не покроется патиной». Так, после обретения Казахстаном в 1991 году суверенитета и преданию забвению многих коммунистических догм, таких как борьба с буржуазным прошлым в лице ханов и баев, и особенно отказом от тяжкого наследия воинствующего атеизма, наступила эпоха национального возрождения, когда стала возможной публикация всего того, что прежде находилось под негласным запретом. Но десятилетия забвения многого из исконно народного не прошло даром. Так, в советские времена, имя хана Абылая находилось почти под запретом и материалы о его жизни и деяниях не публиковали, а если и писали, то более чем сдержанно. Ярким примером тому, как на самом деле все обстояло, может послужить статья «Өсер ел тарихын таспен жазады, өшер ел тарихын жаспен жазады» («История народа, стремящегося к возрождению пишется каменными письменами, история же народа, обреченного на гибель пишется слезами») известного казахского скульптора Хакимжана Наурызбаева, которая была опубликована в апреле 1998 года в газете «Егемен Қазақстан». В ней мастер вспоминает, как во время работы над памятником Абая, к нему часто приезжал Мухтар Ауезов, чтобы понаблюдать за творческим процессом. Так вот, в один из таких своих приездов, великий казахский писатель поведал ему, что он около десяти лет не мог решиться, то ли начать писать роман о судьбе хана Абылая, или же о поэте Абае. В конце концов, суровость тогдашних реалий жизни заставила сделать выбор в пользу акына, и он приступил к написанию романа-эпопеи «Путь Абая». Вполне возможно, что это обстоятельство в конце концов помогло ему избежать смерти, когда он был арестован и провел под следствием 6 месяцев в застенках НКВД. Но даже спустя годы, Мухтар Ауезов не забывал об Абылай хане, по-прежнему считая нужным написать фундаментальный труд о нем. Он сожалел, что в силу преклонного возраста, ему это дело уже не удастся воплотить в жизнь. По воспоминаниям скульптора мнение писателя о знаменитом хане было следующее:

«Для того, чтобы казахи снова стали независимыми, мало того, чтобы казахи сохранились как народ, объединились и возродились, нет важнее исторической личности, человека более других потрудившегося, приложившего столько усилий как хан Абылай. Мы уже состарились и поймут ли наши последователи, что необходимо написать глубокий научный труд о нем. Знаю, что его сегодня будет сложно опубликовать, но если такую работу положить в специальный архив, то было бы просто здорово».

Мухтар Ауезов скончался в 1961 году и только спустя 32 года, в 1993 году была издана первая книга об Абылай хане (точнее первый том, а второй, по неизвестным причинам таки не был издан). Да и то, это было не научное исследование, а всего лишь сборник с различными фольклорными материалами: народными преданиями, сказаниями и легендами о жизни и деяниях этого знаменитого степного правителя. В них, естественно огромная роль отводится самому хану, но и не забыты многие его сподвижники, в числе которых нередко упоминается и его духовный наставник и покровитель Жаланаяк Аздер. И даже этих разрозненных фактов оказалось достаточно для воссоздания образа этого бродяги-дервиша. Конечно, думается таких легенд и преданий должно было сохраниться в народной памяти намного больше, но здесь негативную роль сыграла классовая нетерпимость большевиков к представителям духовенства, которое стало становым хребтом казахского народа после того, как в первой половине ХІХ века администрацией царской России были отстранены от власти степные правители в лице сословия төре – чингизидов. О том, каким гонениям подверглись в начале становления Советской власти духовенство всей страны, и в частности казахские ишаны и муллы, большая часть из которых традиционно принадлежала к сословию қожа – ходжей, сегодня хорошо известно. Тем более, что ходжи традиционно держались обособленно, и многие из них имели своих мюридов² в лице одного из казахских родов. Поэтому сотни ишанов и мулл, и даже рядовых ходжей по решению «троек» были заключены в тюрьмы, отправлены в лагеря НКВД, некоторых из них расстреляли причислив к «врагам народа», в то время как их близкие с семьями были вынуждены бежать на территорию соседних республик, в Среднюю Азию и даже за рубеж.

В те годы страх настолько обуял сердца ходжей, что многие из них поспешили забыть о своем происхождении и влились в состав казахских племен. Чтобы понять, насколько были люди запуганы, хочется привести случай, произошедший с одним из потомков знаменитого акына Майлыходжи, который в конце 60-х поступил в пединститут г. Кызылорды. Так вот, однажды один из ведущих преподавателей вуза профессор А. Коныратбаев случайно узнает о том, что у него учится правнук акына и просит того рассказать, что он знает о своем деде и какие сочинения может продиктовать наизусть. Потомок акына просит время подготовиться, а сам просто-напросто сбегает в родной аул, испугавшись, что к нему могут быть применены какие-то «суровые» меры. Сегодня эта история у кого-то может лишь вызвать улыбку, но многие пожилые люди все еще помнят те тяжелые времена, выпавшие на долю их родителей. А если учесть, что Жаланаяк Аздер, о ком пойдет рассказ ниже, принадлежал именно к сословию ходжей, становится понятным, что в вопросе вымывания из народной памяти его имени не последнюю роль сыграли и гонения, которым подверглись их потомки.

Прежде чем приступить к рассказу о духовном покровителе хана Абылая – Жаланаяк Аздере, думается будет правильно начать повествование с перечисления источников, в которых содержится различного рода информация о нем.

Впервые имя Жаланаяк Аздера я прочел в республиканском журнале «Мәдениет және тұрмыс» (дословно «Культура и быт»), в одном из номеров, вышедших то ли в конце 1970-х, то ли в начале 1980-х гг. Там была напечатана статья об этнографическом наследии собирателя старинных народных преданий акына и фольклориста Машхур-Жусипа Копеева (1858-1932) и среди легенд и сказаний об Абылай хане, имелся эпизод о том, как после кончины правителя его оплакивал Жаланаяк Аздер. И только спустя многие годы неожиданно выяснилось, что в рукописях Машхур-Жусипа Копеева, хранящихся в руках его наследников и библиотеке редких рукописей при Академии наук Республики Казахстан, сохранилось еще несколько рассказов, где также упоминается духовный наставник Абылай хана и при этом, что интересно, они не имели никакого отношения к жизнедетельяности этого правителя.

Помимо Машхур-Жусипа Копеева к образу Жаланаяк Аздера в своем творчестве обращались также акыны Султанмахмут Торайгыров (1893-1920) и Кокбай Жанатайтулы (1861-1925), а еще имя бродяги-дервиша упоминается в небольшом сказании записанном Чоканом Валихановым (1835-1865), встречается в книге известного русского тюрколога В.В. Радлова (1837-1918). Но наиболее ярко образ Жаланаяк Аздера сумел раскрыть Шади-тюре Жангирулы (1855-1933), который в начале XX века сочинил большое сказание – дастан о своем прадеде Абылай хане. Шади-тюре является прямым потомком в пятом колене (Абылай хан – Қасым хан – Есенгелді сұлтан – Жәңгір – Шәді) знаменитого степного правителя и в его произведении получили отражение различные семейные предания, что делает данное сочинение наиболее ценным для исследователей.

Следующими важными источниками для воссоздания образа Жаланаяк Аздера являются легенды и документы, связанные с жизнью и деятельностью Марал ишана Курманова. Этот незаурядный религиозный деятель, живший на рубеже XVIII и XIX веков, был более известен на территориях нынешних Кызылординской и Кустанайской областей. Согласно преданиям, Марал ишан считался любимым учеником Жалаңаяқ әулие (дословно – Босоногий святой), который обучал своих учеников в пещере Жам. Надо отметить, что в этих легендах его нередко именуют Жалаңаяқ ишан (ишан – духовное лицо), как и самого Марала. Интересно, что с последним также связан один уникальный документ – докладная записка, составленная представителем новой русской администрации, зорко следившей за всеми действиями этого неугомонного духовного лица.

Еще одну группу источников составляют многочисленные легенды и предания, собранные практически со всего Казахстана и в Ташкентской области нынешнего Узбекистана. Часть этих сочинений, изначально дошедших до наших дней в устной форме, были записаны разными людьми (в том числе автором этих строк) из уст хранителей такой информации и опубликованы ими в последние годы в различных газетах и книгах.

Наиболее же ценным источником можно смело назвать исторический документ, начало которому было положено в 1826 году в районе аула Сузак Южно-Казахстанской области, а затем, получивший свое продолжение в 1839 году. Этот нарративный документ состоит из насаб-нама – родословной ходжей, удостоверенного 23 печатями (всего оттисков 25, две из них приложены повторно) и приклеенных к нему множеству листков, где перечисляются имена знатных людей и названия некоторых казахских родов, причем после перечисления Старшего, Среднего и Младшего джуза – трех основных племенных союзов, на которые делится казахский народ.

 

Помимо перечисленных источников также до наших дней дошло много легенд, преданий и рассказов, записанных из уст наших современников, также имеюших прямое или косвенное отношение к образу Жаланаяк Аздера. А теперь, пусть и выборочно, остановимся подробнее на содержании наиболее интересных из них, начав с сочинения «Тарихат» прямого потомка Абылай хана – Шади-тюре Жангирулы.

Название «Тарихат», в переводе означающее «История», не является настоящим названием этого сочинения. Об этом мне в 2006 году рассказал известный ученый Немат Келимбетов, который в 60-х годах получил рукопись из рук потомков акына в Сузакском районе Южно-Казахстанской области. Ученый, исследовав сочинение, принял решение сдать ее в библиотеку редких рукописей при АН КазССР. По словам Н. Келимбетова, изначально на обложке имелась надпись «История моего прадеда Абылай хана», но он, опасаясь того, что имя знаменитого правителя может привлечь внимание излишне ретивых классовых борцов из числа казахских ученых, решил заклеить авторское название и тем самым придал бесценному сочинению невзрачный вид. Благо, к  тому времени, то есть в 60-х годах прошлого столетия, среди казахских ученых лишь единицы знали арабскую грамоту, и это, по его мнению, также должно было защитить сочинение от возможного уничтожения. В итоге, за этим произведением акына Шади-тюре позже навсегда закрепилось выдуманное им название «Тарихат», под которым дастан и был впервые опубликован в 1993 году, уже после распада СССР, на волне подъема национального самосознания.

Сказание «Тарихат» написано в стихотворной форме и начинается с родословной хана Абылая. Затем описывается вероломное убийство его отца и рождение наследника законного правителя втайне от узурпатора и чудесном спасении новорожденного, которого, спустя несколько лет, все же удается вывезти за пределы Бухарского ханства. Позже, оказавшись среди казахов, Абылаю удается доказать свое высокое происхождение, после чего, став ханом, он приводит свой народ к многочисленным победам.

Многие важные события из жизни хана, описанные Шади-тюре, часто перепутаны во времени. Есть и такие события, которые не соответствуют истине, а также упоминаются личности, которые жили в более поздние времена или, возможно, их вообще не существовало, но все это детали. Нам нужно учитывать, что автор в своем сочинении большей частью опирался на устные рассказы и народные предания в основе которых лежат давно происшедшие, порядком подзабытые реальные события и поэтому такого рода искажения просто неизбежны. Но все эти недочеты не умаляют достоинств данного сочинения, потому что в целом в нем содержится немало и фактических, общеизвестных фактов, хотя и интерпретированных субьективно по-своему. Тем более эти факты меньше всего имеют отношение к образу Жаланаяк Аздера, выписанного Шади-тюре с особым пиететом.

В описании автора Жаланаяк Аздер впервые является к хану в образе обросшего старика бродяги, выглядевшим как классические бродячие дервиши – каландари³ Средней Азии. Сохранилось немало черно-белых фотографий с этими красочными персонажами. Имеется и несколько картин, которые написал известный русский художник В.В. Верещагин, принимавший непосредственное участие в покорении Туркестанского края. Примечательно, что Абылай хан, впервые увидев дервиша, встает с места и усаживает его рядом с собой. Затем уважительно интересуется кто он и зачем явился, на что тот отвечает длинным монологом. В нем Жаланаяк Аздер сообщает, что с самого рождения хана святые духи – шілтены⁴, обязали его защищать от злых духов и всевозможных бед, что он и выполнял все последующие годы. И вот, теперь, когда казахский хан решил отправиться в поход на Бухару, чтобы отомстить за убийство отца, Жаланаяк Аздер не может допустить этого, потому что дух самого святого Бахауддина Накшбанди⁵ сопротивляется желанию Абылая. Когда хан утром сообщает о вести принесенную Жаланаяк Аздером, предводители войска поднимают на смех нищего дервиша, посчитав эту затею наивной попыткой бухарского правителя хитроумно прикрыться именем святого Бахауддина и требуют продолжения похода. Хан с тяжелым сердцем решает двигаться дальше, но, в итоге, после неожиданных злоключений, все войско убеждается в правоте бродячего дервиша и поворачивает обратно в родные степи.

Затем Жаланаяк Аздер появляется в главе «Поход», где описывается знаменитый поход Абылай хана на киргизские племена. В ходе сражения с ними, хан благославляет своих батыров пожеланием, чтобы «его босоногий пір⁶ – духовный покровитель» лично поддержал их и воодушевил в битве с киргизскими батырами. Мало того, Жаланаяк Аздер все время находится неподалеку от хана и, в самый ответственный момент, просит его раскрыть ладони и принять бата – благословение на победу в сражении, после чего сообщив о том, что победа вот-вот достанется ему, указывает в сторону врага и громко выкрикивает «Аттым!»⁷ – «Я выстрелил!». Затем дервиш напускает туман на киргизское войско и растворяется в их рядах, откуда бросая клич «Жау қашты!» – «Враг бежит!» в сторону казахской рати, вызывает суматоху внутри вражеского строя. Вскоре до Абылая доходит весть о повальном бегстве киргизских воинов и хан, во главе войска, переходит в наступление.

Примечательно, что война с киргизами получила свое отражение и в сочинениях других авторов, и в каждом из них Жаланаяк Аздеру отводится важнейшая роль, когда ему удается внести решающий перелом в патовой ситуации. Именно благодаря ему, колеблющаяся до того, чаша весов победы перевешивает в пользу казахского войска. Об этом повествуется и в легенде «Жалаңаш баба», опубликованной в 1916 году С. Торайгыровым, и в поэме «Сабалақ» Кокбая Жанатайулы, и в небольшом сказании о Жаугаш батыре, записанном Чоканом Валихановым во время одной из экспедиций в Семиречье.

В этих сочинениях могут не совпадать имена казахских батыров и киргизских манапов, но неизменным остается сам сюжет и взаимоотношения Жаланаяк Аздера с Абылай ханом. Интересно, что в поэме «Сабалақ», Жаланаяк Аздер сначала не хочет участвовать в предстоящем походе, заявив хану, что киргизы являются их родными братьями, на что Абылай заявляет «Киргизы и вправду – братья, но казахи ведь его собственные мюриды». Из этого отрывка можно сделать важный вывод, что во времена правления Абылай хана, то есть в середине XVIII века, роль ходжей – странствующих проповедников истинной веры, уже начала заметно усиливаться в общественной жизни казахов. Общеизвестно, что будучи кочевниками, казахи не особенно славились глубоким знанием шариата и соблюдением всех традционных предписаний ислама. Они считались мусульманами скорее номинально. Не случайно тот же акын Кокбай Жанатайулы в этой же поэме «Сабалақ» пишет:

Тіпті жоқ ол уақытта қожа, молда,

Ер қаруы бес қару тегіс қолда.

Жалаңаяқ Әздер мен Нияз қожа

Кереметпен көрініп шыққан сонда.

 

В те времена не было ни ходжи, ни муллы,

У всех на руках были лишь все виды оружия.

Жаланаяк Аздер и Нияз ходжа

Именно тогда прославились творя караматы.⁸

Даже в течение XIX века наблюдается пассивность казахов в вопросах выполнения основных обязанностей каждого правоверного, о чем сохранилось множество свидетельств. Резкий рост количества верующих среди казахов начался лишь с приходом русских завоевателей и упразднением традиционной для кочевников формы управления – института ханской власти. Именно после этого религия становится для казахов духовной опорой в общественной жизни, и ислам начинает выступать консолидирующей, объединяющей силой. Об этом, в частности, можно узнать из публикации Б. Дауылбаева, который в 1881 году опубликовал в Оренбурге свое исследование «Рассказ о жизни Николаевского уезда Тургайской области с 1830 по 1880 год», где отмечает:

«… после 1840 года… народ усердно начал приниматься и за религиозные и всякие духовные обряды; до того времени, примерно, из ста совершеннолетних людей обоего пола, исполнением пятивременных намазов занимался только один; в настоящие же время, наоборот, из ста человек один разве не исполняет этих намазов…».

 

Именно в это время и начинают выходить на историческую арену странствующие ходжи, в образе дервишей, в основном каландари, которые невзирая ни на что – голод, холод, нужду, преодолевая огромные расстояния и терпя всевозможные лишения в пути, неустанно проповедуют среди казахов-кочевников главные ценности ислама. Такая самоотверженность довольно быстро начинают давать свои плоды – каждый казахский род спешит обзавестись собственным піром. Мало того, собственный пір появляется у каждого из трех жузов и всего народа, которые были все из того же сословия ходжей, которых степняки особо почитали как потомков пророка Мухаммеда (с.г.с.).

Из приведенных выше материалов несложно понять, что во времена правления Абылай хана, среди казахов не было привычных для нас мулл, не говоря уже об ишанах с их многочисленными мюридами. Их, насколько это было возможно, тогда заменяли бродячие дервиши, которых тогда называли по-разному – дуана (дивана), шайқы (шейх), сопы (суфий), кәлантар (каландар). Эти, находящиеся на пути самосовершенствования аскеты, при этом представлявщие разные суфийские ордена, смогли найти благодатную почву в среде далеких от теологических догм и схоластических споров простодушных степняков. Но завоевать их сердца было не так-то просто, для чего самым просветленным из суфиев приходилось нередко демонстрировать различные чудеса, так называемые кереметы (карама, мн. ч. карамат – милосердие; чудотворный дар; чудо, осуществляемое святым с соизволения божьего. араб.). Можно по-разному относиться к многочисленным легендам, где сообщается о всевозможных караматах сотворенных знаменитыми ходжами-ишанами. Тем более когда нередко одна и та же история может пересказывается в отношении разных людей. Верить или смеяться над «проявлениями чудес», это решать каждому самому. Суть здесь в другом – нищим странствующим дервишам, являвшимся в степи настоящими аскетами, одетыми более, чем скромно, спустя какое-то время каким-то обазом удалось настолько возвыситься в глазах кочевников, что последние лучших из них стали причислять к числу святых – әулие.⁹ Причем к могилам их и сегодня приходят сотни, а то тысячи паломников, в надежде, что души-аруахи этих святых будут им всячески  покровительствовать. Иногда люди для этого преодолевают тысячи километров и делают различные жертвоприношения, часто ночуя внутри мавзолеев или рядом с могилами известных әулие.

Одним из таких суфиев и был Жаланаяк Аздер, которого акын Шади-тюре в своем сочинении называет пір – духовным покровителем и наставником Абылай хана.

«…Баяғы жалаң аяқ ханның пiрi

Қосынға өзi келдi мағлұмданып,

Жүредi жалаң аяқ әм жалаң бас,

Қайрылып иығын жауып тұрарды шаш,

Нәзiрге әркiм дүние берсе дағы

Ешбiрiн аламын деп назар қылмас.

Бағзы уақыт жоқ болады кетiп қалып,

Бағзыда келер едi мақұмданып,

Алдында адамы жоқ мезгiлiнде

Оңаша жолығады ханға барып.

Бағзылар уәли дердi көңiлi кетiп,

Бағзылар жынды дердi мазақ етiп»

 

«И снова явился тот самый босоногий пір хана,

Неведомо как узнав о происходящем,

И ходит он все также босый, с главой обнаженной,

Спадающими, скрывающими плечи волосами длинными.

Если кто-то захочет его одарить богато,

Он даже взора не бросит на то добро,

То исчезнет, то вновь возникнет из ниоткуда,

Получив весть неведомо как, и ведая о том лишь сам,

Явится к хану когда тот остается лишь один.

Кто-то в восторге промолвит, что он – святой,

Другой же посмеется, посчитав его блаженным».

Примечательно, что в поэме «Сабалақ», один из казахских батыров Жаланаяк Аздера презрительно именует «сарт»¹⁰, то есть соотносит того с представителем оседлой народности Средней Азии. Известно, что сартами до 1926 года, т.е. когда была расформирована Туркестанская АССР и образовались новые советские республики, именовали коренных жителей Ташкентского оазиса, Ферганской долины и большей части Самаркандской области. Так вот, во время битвы с киргизами Жаланаяк Аздер советует Абылай хану проявлять терпение до полудня, а дальше обещает внести перелом в ход сражения. Но в какой-то момент один из казахов-батыров, подскакав к ханскому шатру и гарцуя на разгоряченном скакуне, выкрикивает:

« – И что, так и будем помирать под градом стрел, идя на поводу у какого-то сарта?

И не успел он закончить говорить, как конь под ним встал на дыбы и повалился на землю подмяв седока, и переломив тому берцовую кость».

 

Здесь получило отражение презрительное отношение древних казахов-кочевников к своим оседлым соседям, «копошашимся подобно червям в земле», что в их глазах считалось недостойным занятием. Особенно казахи не любили сартов-торговцев, считая их настоящими, отпетыми жуликами. Понятно, что бродячие дервиши, вышедшие из городской среды, многими казахами отожествлялись с коренными жителями Средней Азии. Поэтому, после того как русская администрация ввела собственное управление в Туркестанским краем и стало более безопасно проникать в казахские степи, ряды желающих поживиться за счет проповедей стали пополняться и разного рода проходимцами из числа именно сартов, таджиков и даже афганцев. Итогом этого стало то, что казахи стали более придирчиво относиться ко всем новоявленным проповедникам. Степняки начали отделять ходжей, которых они считали настоящими суфиями и ишанами, от остальных дервишей из Средней Азии. Отсюда и берут свое начало многочисленные предания, в которых какой-нибудь казах, оказавшийся в беде, остро нуждаясь в заступничестве духовного наставника своего племени, начинает от отчаяния громко призывать: «Если ты не сарт, а настоящий ходжа, то спаси!». И тогда происходит настоящее чудо – карамат (керемет), благодаря которому и он спасается.

Здесь, думается, будет нелишне привести еще одну примечательную притчу о Жаланаяк Аздере, где также упоминаетя этноним «сарт», которая к тому же напрямую связана с Абылай ханом. Записана она была упомянутым уже Машхур-Жусипом Копеевым.

«Когда Жаланаяк Аздер услышал о кончине Абылай хана, он проплакал три дня и три ночи. На вопросы тех, кто спросил:

– Господин, почему вы так горько и долго горюете? – он ответил:

– Эх, Абылай, Абылай… Столько лет ты бродил по вольным и бескрайним степям Сары-Арки, а умер в стенах сартова дома. Теперь ханство перейдет к сартам, а счастье покинет казахов и вместе с ним уйдет прежнее изобилие…».

Из ответа Жаланаяк Аздера следует, что он действительно оказался провидцем – спустя 30 лет после кончины грозного казахского хана, кокандцы настолько возвысились, что к началу 20-х годов XIX века смогли подчинить себе южные племена казахов от Семиречья вплоть до земель, лежащих далеко за правым берегом реки Сырдарьи. Захватчики выстроили целую цепь из крепостей, самой крупной из которых стала Акмечеть, ныне город Кызылорда.

Хочется отметить, что Жаланаяк Аздер не единственный пір – духовный наставник, о котором говорится, как о покровителе одного из казахских правителей. Сохранились легенды и предания о Мусирали-сопы, которого принято считать піром всего казахского народа. Согласно преданиям он считается современником Тауке-хана (1626-1718) и возвысился именно при правлении этого выдающегося политика. Имеется информация о том, что знаменитый Есим хан (1598-1628) также имел собственного духовного наставника. Но при всем этом, к сожалению, из-за краткости подобных сообщений практически невозможно установить какими были взаимоотношения степных правителей со своими пірами. Благодаря же сказаниям об Абылай хане, в которых часто фигурирует Жаланаяк Аздер, в этом важном вопросе появляется ясность. Примечательно, что такие духовные покровители не служили лишь одному правителю и не находились при них постоянно, а являлись к ним лишь в самые важные моменты, остальное время выполняя собственную миссию в других, иногда очень далеких от ханской ставки регионах. Об этом можно судить по многим другим легендам, в которых также повествуется о необычных способностях Жаланаяк Аздера. Так в одной из них, записанном в Сарысуском районе Жамбылской области, примыкающей к центральной части Казахстана, повествуется о том, что однажды одному бездетному казаху случайно повстречался Жаланаяк Аздер и предсказал тому, что жена его вскоре родит двух сыновей. Причем он заодно описал судьбы детей, что позже сбылось слово в слово. В другой легенде, записанной со слов жителя Акмолинской области, описывается причина того, почему женщины из рода Таракты удачливее и богаче, чем мужчины. Объясняется это тем, что в старину Жаланаяк Аздер благословил не главу рода, а его жену.

Если верить таким рассказам, то подобные караматы, оказывается, происходили чуть ли не до наших дней, спустя столетия после смерти самого Жаланаяк Аздера. Так, еще об одном удивительном случае рассказал одному из потомков Жаланаяк Аздера, оказавшемуся по делам в селение Жайрам Карагандинской области, аксакал по имени Даулетбек из рода Алшын. Произошла эта история в 70-х годах прошлого столетия. Даулетбек тогда работал экспедитором в одной геолого-разведывательной группы, разбившей полевой лагерь в предгорьях Каратау, неподалеку от аула Сузак Южно-Казахстанской области. По его словам у них не заладились дела с первого дня, ничего не клеилось и никак не шли работы. Тогда отчаявшийся начальник экспедиции поинтересовался есть ли поблизости могила какого-нибудь местного святого, чтобы, согласно древней традиции, принести в жертву барана. Один из местных жителей сообщил ему, что невдалеке от лагеря находится мазар Жаланаяк Аздер аулие. Начальник усмехнулся, что святого зовут «босоногий» и велел купить козу. Когда животное привезли, он повел своих работников к полуразрушенному мазару Жаланаяк Аздера и там был проведен обряд жертвоприношения.

После того, как были прочитаны нужные молитвы и съедено приготовленное мясо, все вернулись в лагерь и вскоре улеглись спать. Глубокой ночью, когда все уже крепко уснули, начальнику экспедиции резко стало плохо. Его то бросало в жар, то в холод, сердце билось настолько бешено, что ему казалось еще немного и оно вот-вот вырвется из груди. Одним словом, он не на шутку испугался за свою жизнь и подумал, что вряд ли доживет до утра. И в какой-то момент его осенило, отчего с ним такое происходит и он дал зарок себе утром же исправить допущенную оплошность.

Едва наступил рассвет, как он попросил своего экспедитора отправиться за покупкой большого барана и организовать заново обряд жертвоприношения. По словам аксакала Даулетбека, после этого проблемы со здоровьем у начальника исчезли и уже на следующий день дела у геологов наладились и они смогли выполнить все намеченные работы в срок.

Также, в одном предании, сохранившемся среди таминцев, повествуется о том, что потомки известного Рамет батыра никогда не возводят купол над могилами своих усопших близких, а ограничиваются лишь открытой постройкой из четырех стен – төртқұлақ. Старики связывают это с тем, что их славный предок в свое время чем-то сильно обидел не кого-попало, а самого Жаланаяк Аздера. И таких случаев много.

Примерно в таком же ключе повествуется о Жаланаяк Аздере и в рассказах, связанных с его учеником Марал ишаном. Их около двадцати, но наибольшую ценность представляют не они, а докладная записка на русском языке за подписью переводчика Захарова и подкрепленная членом оренбургской комиссии Климовым. Документ этот датирован 9 июня 1821 года. В нем приводятся показания бухарца Бабажана Урустемова и нескольких казахов о Марале Курманове, за действиями которого внимательно следили русские власти, считавшие его потенциально опасным религиозным деятелем. Вот выдержка из этого документа:

«Находящийся за границей иностранный бухарец Бабажан Урустемов и кочующие с ним киргизцы знали они действительно киргизца Култаба-Киреевской вол. Морала, который назывался баушой (что в переводе значит лекарь) и что точно был он женат на двух женах и детей его, рожденных: от первой жены – Алчимбая, а от последней – Ису, и что назад тому лет 15 или более, настоящее не припомнят, ушел он, Иса, в Бухарию в виде работника у бухарцев обще с матерью и меньшим братом и жил в г. Шарисапе называемом в услугах у одного духовного звания чиновника именем Кулмагмете Суфы, там научился хорошо грамоте, и надобно полагать, что он просил сказанного Кулмагметя Суфы научить его хитрости, за что братом его Алчимбаем и киргизцем Иедыгой были набраны из разных волостей под видом пожертвования к святыне 30 верблюдов и 20 лошадей, которые и отведены Алчимбаем к Кулмагамете Суфе в подарок в знак благодарности, а потому уповательно, что он с помощью часто упоминаемого Кулмагмета Суфы вышел в здешний край, назвался святым, говорит, что, соединяясь вместе, завладеют хивинцами и потом пошлют к двору российскому депутатов с требованием возвращения для совместного жития их однозаконцев – татар, башкирцев и верноподданных киргизцев, и потому приглашает все волости, а особливо уваковцов и киреевцев, первых – как родственников, а последних – ордынцев».

В записке переводчик немного напутал и написал, что «Морал» является отцом Исы, хотя на самом деле имя Марал это его прозвище (лақаб), под которым тот и остался в истории, в то время как «Иса» его нареченное имя. Но в этом документе для нас важнее другое – имя его наставника, «духовного звания чиновника», которое в небольшем тексте приведено целых четыре раза. Три раза оно написано как Кулмагмет Суфы и один раз Кулмагамет Суфы. Так вот, это имя интересно тем, что является настоящим, нареченным именем Жаланаяк Аздера и звучит по-казахски как Қалмұхаммед. В таких случаях казахи говорят: «молда азан шақырып қойған аты», то есть «имя, произнесенное муллой после прочтения утренней молитвы». Примечательно, что этот факт подтверждается еще одним редчайшим документом, обнаруженным и исследованным известным ученым-востоковедом Аширбеком Муминовым в 2004 году. Но прежде чем начать более подробный разговор о последнем документе, хочется вернуться немного назад, к истории Марал ишана.

Жизнь и деятельность этого незаурядного человека совпала с эпохой больших перемен в среде кочевых казахов, когда с запада медленно наступали русские колонисты, а на востоке бесчинствовали кокандские завоеватели. Первые были иноверцами, православными христианами, а вторые, хоть и были единоверцами, но все же жестоко притесняли и обирали казахов хуже кафиров. Правда, вглубь казахских полупустынь и степей, дальше Акмечети, кокандцы шли с неохотой и старались поддерживать относительно мирные отношения с казахами. Поэтому Марал ишан, обитавший в местности Кармакчи, все свои усилия направлял на сплочение своих сородичей против русских колонистов, хотя мало чего сумел добиться в этом деле. Вот как в своих воспоминаниях характеризует его действия генерал-майор и инженер И.И. Крафт (1798-1857):

«Марал Курманов был вовсе не «лжепророк» или «вдохновенный свыше», а сепаратист-мечтатель, выделявшийся из толпы обыкновенных киргизов не столько умом, сколько духом исключительности…, он задумал провести крупную реформу бытовой и политической жизни своего народа и для осуществления своих планов выбрал удобное время – время смут и раздоров…, он был проникнут искренним желанием добра своему народу, но за образец своих реформаторских действий он взял идеал магометанской обособленности, чуждый натуре и привычкам мирных и добродушных кочевников».

Что же касается его учебы в загадочной пещере-медресе Жаланаяк Аздера внутри горы Жам, о чем часто повествуется в легендах о Марал ишане, то они являются классическими для подобного рода устных сочинений, где ученик благодаря прилежному поведению и удивительным способностям становится любимчиком своего наставника. В народных преданиях даже повествуется о том, что Марал ишан, якобы, получил от учителя в дар власть над  40 тысячами джиннами, которые до того верой и правдой служили самому Жаланаяк Аздеру. Все эти легенды сегодня выглядят не более чем наивными сказками, но, как известно, у истоков подобных легенд всегда лежат отголоски каких-то реальных событий. И, на мое счастье, это нашло свое подтверждение в виде хранящегося в руках потомков Марал ишана уникального предмета – көк аса (фото на стр. 58-59), навершия посоха, которое принадлежало когда-то самому Жаланаяк Аздеру и было подарено им своему избранному ученику. На сегодняшний день этот предмет является единственной вещью, которая принадлежала лично Жаланаяк Аздеру. Правда, также имеется информация, что сохранилось и железное острие посоха, но мне пока не удалось разыскать этот необычный артефакт.

Көк аса представляет собой шарообразный предмет, слегка овальный по форме, отлитый из белой стекловидной массы¹¹. Верхнюю часть его покрывает рельеф в виде шестиконечной, покрытой позолотой звезды. По периметру шара равномерно расположены шесть продолговатых округлых выступов, на вершине каждого из которых также изначально были нанесены маленькие позолоченные звездочки. Сегодня лишь одна из них имеет заметные очертания, остальные же практически стерлись. По сломанному основанию навершия можно догадаться, что оно изначально имело суживающийся наконечник, при помощи которого его укрепляли на конец деревянного посоха. Размер предмета невелик, всего 6 см х 6,3 см.

Еще одной важной информацией, которая напрямую касается взаимотношений Жаланаяк Аздера и его ученика – это то, что Марал ишан дал своему первенцу имя Қалмұхаммед, в честь своего любимого учителя. Правда, в народной памяти он остался больше как Қалқай ишан, от уменьшительно-ласкательного прозвища, которым называли его в детстве близкие родственники.

В заключение своего повествования о Марал ишане хочется сделать небольшое отступление и рассказать о времени зарождения института ишанства на территории нынешнего Казахстана. Судя по историческим источникам он появился в казахской среде лишь в начале XIX века и видимо это было напрямую связано с покорением южных регионов страны Кокандским ханством в 1809-1811 гг. Об этом можно судить по тому, что Жаланаяк Аздера – Калмухаммеда, которого во всех известных на сегодня источниках величают по-разному, и әулие (святой), и пір (духовный покровитель), и каландар, и дервиш, дивана, и даже в одном сказаний, записанном Чоканом Валихановым – қажы, совершившим хадж мусульманином, и только в легендах о Марал ишане его иногда также именуют ишаном. К тому же тот факт, что в русском документе 1821 года, который напрямую связан именно с Марал ишаном, его именуют «Суфы» (т.е. суфий), также может свидетельствовать в пользу более позднего появления ишанов, как проповедников мусульманской веры среди казахов. Об этом убеждают и факты приведенные И.И. Гейером, который в конце того же XIX века, в 1891 году, написал прекрасное исследование «Ишаны». Так, об ишане по-имени Исчан из Сузака, он пишет, что «…сарты обвиняли его в некоторых отступлениях от заповедей Магомета, как напр., предпочтение им носить киргизскую войлочную шляпу, вместо, присвоенной мусульманским святителям, чалмы. Кроме того Исчан и в семейной жизни отступал от традиции Магомета и разрешал своим женам ходить с открытыми лицами. Киргизов он убеждал не платить зякета в пользу мулл, имамов и ходжей. Во всем этом сузакские сарты видели отступление от веры своих предков… [но] поведение Исчана не представляет собою какого-либо анахронизма, если мы примем во внимание, что эти отступления нисколько не противоречат религиозным воззрениям киргизов, в среде которых Исчан добивался популярности, вел свою пропаганду, устраивал личные дела, а потому, подлаживаясь под среду своих почитателей, мироволил и поддерживал мировозрения киргизов, его главных духовных и материальных ревнителей…

… Насколько поверхностны [наши] наблюдения ишанства можно, например, видеть из того, что многие наблюдатели не скупятся на приведение фактов собирания ишанами богатых приношений, но рядом с этим не говорят на что употребляются эти доброхотные дары, а между тем стоит только, любому из мюридов, поставить вопрос и он сейчас же скажет, как ишан такой-то содержит медресе, выстроил мечеть и т.п.»

 

Выше уже было сказано о существовании документа, который обнаружил и изучил ученый-востоковед А. Муминов и теперь хочется перейти к анализу этого важного исторического источника. Примечательно, что он сам по себе имеет огромное значение для изучения истории Казахстана, но не менее важно и то, что в ней содержится и уникальная информация о Жаланаяк Аздере вместе с его сыновьями. Поэтому будет правильно подробнее рассказать об истории обнаружения данного документа.

Осенью 2004 года доктору исторических наук Аширбеку Муминову, занимавшемуся изучением сакральных родословных Южного Казахстана, улыбнулась удача – ему представился случай ознакомиться с редчайшим рукописным документом, хранившемся в семье одного ходжи близ Ташкента. К сожалению, состояние документа оказалось довольно плачевным. По рассказам вдовы Саид-ходжи это произошло от того, что ее свекровь в 30-е годы прошлого столетия, во время устроенного большевиками гонения на ишанов и мулл, вынуждена была прятать рукопись привязав прямо к поясу. При этом она продолжала выполнять обязанности по ведению домашнего хозяйства и даже работала с тяпкой (кетмень) на колхозных полях. И пока ее мужа, известного религиозного деятеля, бывшего к тому же еще и табибом – народным лекарем, что также усложняло и без того незавидное его положение, власти наконец не оставили в покое, рукопись спасали вот таким незатейливым способом.

Во время своей поездки А. Муминову с трудом удалось уговорить хозяина позволить сделать несколько снимков этой рукописи. К сожалению, из-за того, что фотографировать пришлось любительской камерой, да еще в быстро наступавших сумерках, качество снимков оказалось невысоким, хотя и пригодным для перевода. Расшифровка текста, несмотря на ветхое состояние манускрипта, позволила установить, что рукопись является уникальным историческим документом. Причем, очень многоплановым, к созданию которого приложили руку множество людей.

Так, изучив всесторонне рукопись А. Муминов пришел к выводу, что изначально документ взялся составлять высокообразованный, скорее всего даже придворный чиновник какого-то ханского двора, а затем был дополнен уже кем-то малограмотным, а может и несколькими таковыми людьми. Согласно принятому в мусульманских странах правилу документ начинается с Басмаллы, специальной суры из Корана, после чего красивым и правильным почерком приводится насаб-нама – родословная святых ходжей, а конкретно связанная с происхождением тех ходжей, что были призваны дать благословение на готовящееся казахами восстание против кокандского хана, после чего следует длинный список участников, составивших черик (войско), текст которого начинался словами «Улы йуз, Урта йуз, Кичик йузнинг» (Ұлы жүз, Орта жүз, Кіші жүз – каз.), что прямо указывает на всенародный характер вооруженного движения. После упоминания главных трех племенных союзов объединяющих казахский народ следует, но уже вперемежку, названия крупных родов, племенных подразделений, а также имена людей, часто с указанием имени отца. При этом некоторые имена имеют приставки би и батыр. Би – это звание уважаемого всеми человека, который сумел прославить свое имя честным разбирательством различного рода споров и тяжб. Примечательно также, что среди восставших упоминается одна женщина – некая Қойбас Наурызбайқызы. Возможно она была вдовой предводителя племени, который скончался незадолго до восстания или является старшей дочерью покойного, в силу малолетства младших братьев, временно возглавлявщая свой клан. Характерно, что большинство имен написаны на отдельных клочках бумаги, которые подклеены к основной части документа. Это объясняется, во-первых, естественным дефицитом бумаги в те времена, и, во-вторых, с опозданием и более поздним присоединением к восстанию новых отрядов ополченцев. Так, спустя 13 лет, в 1839 году, было подклеено еще какое-то количество листков с новыми именами, где также указаны имена отцов и принадлежность к роду.

Документ, исследованный А. Муминовым, заверен 23 печатями разных форм, хотя всего имеется 25 оттисков, два из которых просто приложены дважды. Эти печати принадлежат судьям – казиям, одному кари – человеку знающему наизусть Коран, разным ходжам, а также ишанам. Среди них можно особо выделить принадлежавщую кази-каляну – верховному судье. Такая печать встречается редко и наличие его в документе, несомненно, придает ему вес. В некоторых печатях выгравированы даты, когда они были созданы. Перевести надписи на печатях и повторно сверить прежний перевод текста документа удалось сделать лишь после повторной фотосъемки, которая была сделана мной на цифровую фотокамеру в июле 2013 года.

Характер построения этого уникального документа позволил Аширбеку Муминову сделать вывод, что рукопись представляет из себя фетву. Фетва – это документ, который принимается учеными-теологами на основе толкования принципов шариата и на прецедентах мусульманской юридической практики, для придания законности ведения военных действий против своих единоверцев. Согласно общепринятому правилу, фетва должна содержать в себе вводную часть с постановкой проблемы, описание самой проблемы, мотивационную часть и заканчиваться повелением, т.е. установлением правила поведения по отношению той стороны, против которого он и был составлен. При этом в ней должны быть ссылки на Коран или сунну, что существенно повышает легитимность документа в глазах верующих. Правда, в нашем случае, описываемый документ далек от совершенства и не полностью соответствует всем перечисленным здесь требованиям, но в условиях того времени, особенно учитывая слабое знание кочевниками шариата, думается не стоит ожидать от них соблюдения всех юридических тонкостей, тем более облеченных в витиеватые поэтические формы и аллегории, чем всегда славились придворные чиновники среднеазиатских правителей.

Чтобы было понятнее, что из себя представляет классическая фетва, будет нелишне привести здесь образец такого рода документа, который, кстати, имеет как раз прямое отношение к истории Казахстана, точнее Казахского ханства. Составлена она была придворными улемами (представителями духовенства самого высокого ранга) по просьбе Шейбани-хана в самом начале XVI века для оправдания его похода на казахов. Вот выдержки из главы «Меймани-и-Бухари», принадлежащее перу Фазаллах ибн Рузбихана, где подробнейшим образом повествуется о принятии такой фетвы перед началом военных действий против казахов:

«Возвращаясь обратно из Туркестана, [хан] отправился в Самарканд. В этом году, который был девятьсот четырнадцатым годом [1508-09 гг.], в стольном городе Бухаре он принял твердое решение отправиться на священную войну с ними, [казахами]. Улемы Хорасана выдали фетвы об их неверии, и поход на них, согласно фетвам, стал обязательным…

Фетва такова: когда после установления ислама поступки или речи человека докажут его неверие, то ему выносят приговор в вероотступничестве и с ним нужно поступить как с вероотступниками, а как поступать с вероотступниками, известно и рассказано в законоведении. Следовательно, казахи, совершающие поклонение идолу после принятия ислама, являются язычниками. В этом случае не принимается во внимание их неведение того, что земное поклонение идолу является неверием. Основываясь на том, что земной поклон перед идолом есть язычество и вероотступничество по непременному определению божественного закона, знать это должны одинаково и простой народ и знатные люди подобно тому, как [для них] обязательна пятикратная молитва, ибо не признающий эту религиозную обязанность тоже является безбожником, разве только человек происходит с острова, находящегося далеко от населенных мест или был воспитан в горах и пещерах, и до обитателей тех пещер совершенно не дошли обязательные постановления вероучения Мухамада, да благословит его Аллах и да приветствует. Если же кто-нибудь из них придет в страны ислама и станет мусульманином, то будет [считаться] новообращенным. Но эти условия никак не применимы к народу казахов на том основании, что они уже более двухсот лет, как приняли ислам, и улемы и ученые приезжают к ним с разных сторон, как, например, улемы Туркестана и Мавераннахра, с одной стороны, улемы Хаджи-Тархана и Дербенда Ширванского – с другой, улемы Хорезма Джурджании и Хивы, и со стороны Астрабада улемы Хорасана и Ирана также бывают у них. Их, [казахов], купцы постоянно посещали и посещают страны ислама, равно и купцы этих стран ездят к ним. Купцы этой страны вхожи в их среду, заучивают предписания мусульманства, и сейчас они вместе с ханами и султанами – мусульмане. Они читают Коран, исполняют молитвы, отдают детей своих в школу, постятся, вступают в брак и вовсе не женятся без брачного договора. Конечно, эти правила без распространения среди них, [казахов], знания не могут исполняться. И когда они приобретут столько знаний, то уже не смогут отговариваться, что мы-де не знаем, что земные поклоны идолу есть язычество. Так как такой отговорки от них не слышно и они [продолжают] поклоняться идолам, то они вероотступники, с ними нужно поступать как с вероотступниками и война с ними обязательна.

Поступило также известие от достойных доверия людей, что пленных мусульман, которых они захватывали во время набегов на страны ислама, как-то: области Самарканда и Бухары, обращали в настоящих рабов и при купле-продаже не делали никакого различия между ними и рабами-неверными, [а также] при вступлении в незаконный брак и при превращении в слуг. Это есть разрешение для всех запретного, а разрешение недозволенного для всех есть явное безбожие по единодушному мнению улемов. В этом случае неведение тоже [не может быть] для них отговоркой на том основании, что в понимании необратимости мусульманина в рабство все верующие в ислам едины. Следовательно, это является обязательным правилом веры и неведение не может быть отговоркой. Поскольку такого рода разрешение для себя [запретного], что является причиной неверия, совершается после принятия ими ислама, то оно приводит к вероотступничеству, и казахи, вследствие такого [самовольного] разрешения запретного – безбожники и вероотступники и война с ними обязательна».

При помощи подобных фетв, но уже спустя триста лет, в начале XIX века, под тем же благовидным предлогом научить правильно совершать богослужения и жить согласно шариату, в казахские степи пришли войска кокандского правителя Алимхана и завоевали все южные регионы нынешнего Казахстана. После установления своих порядков, наместники хана начали проводить довольно агрессивную политику по отношению к казахам-кочевникам, где во главу угла поставили своевременное внесение в казну зяката (каз. зекет) – налога с поголовья скота. Вначале они вели себя вполне разумно, проводя дальновидную политику, но со временем, умело играя на межродовых распрях и стравливая роды между собой, кокандские беки стали все больше и больше обирать народ. Параллельно шло беспрерывное повышение размеров налога и придумывались его новые формы. В итоге, захватчики стали настолько ненавистны, что одно восстание казахов стало сменяться другим. Одним из первых народно-освободительных движений было восстание 1821 года, которое возглавил чингизид Тентек-тюре. Тогда казахам удалось захватить Туркестан, Чимкент, Сайрам, но после неудачной осады Ташкента их главные силы были разгромлены и рассеяны более выученными, имеющими артиллерию регулярными войсками кокандского хана. Следующее восстание возглавил другой чингизид – Алекен, но также неудачно. И таких выступлений было много.

Информацию о том, что казахи постоянно выступали с оружием против захватчиков можно найти и в редких русских источниках. Так, ученый-орнитолог Н.А. Северцев в своей книге «Месяц плена у кокандцев» довольно подробно описал неудачную осаду в 1858 году г. Туркестана, которую предприняли восставшие казахские племена, кочевавшие в предгорьях Каратау. Надо отметить, что в кокандских источниках крайне трудно обнаружить упоминаний о восстаниях казахов, что сыграло свою отрицательную роль в вопросах освещения народно-освободительного движения на юге Казахстана. Так, в Казахской Советской энциклопедии (КСЭ, 1972-1978 гг. 12 томов, главный редактор М. Каратаев) информация об этом занимает всего лишь несколько строк. Но удивляет не это, а то, что в первом же изданий нового времени («История Казахстана» ІІІ-том, 2000 г. Том написан под редакцией И.В. Ерофеевой), подготовленного уже учеными-историками суверенного Казахстана, о многочисленных восстаниях казахов южных областей страны вообще не сказано ни слова, что вызывает полное недоумение.

Но оставим дальнейшее обсуждение этого вопроса историкам и вернемся к образу нашего главного героя, точнее к вопросу какое отношение имеет Жаланаяк Аздер к документу, найденному и исследованному А. Муминовым. Как было сказано выше, в основе документа лежит насаб-нама – родословная одной из нескольких известных ветвей казахских ходжей. Причину того, почему в этой фетве акцент был поставлен именно на данную генеалогию, объясняется тем, что упомянутые в конце родословной ходжи, принявшие на себя роль духовных вдохновителей и предводителей этого всенародного восстания, являются прямыми потомками именно Жаланаяк Аздера. Об этом свидетельствует сам текст генеалогии¹², где линия ходжей, ведущих свое происхождение от легендарных прородителей Курайша, Хашима, Абу-Муталиба, Абдаллаха, Али (четвертый халиф, родной племянник и зять пророка Мухаммеда (с.ғ.с), женатый на его дочери Фатиме), после чего следует имя Мухаммеда-Ханафии. Далее, в числе приведенных имен далеких предков, можно прочитать имена Искак-ата (Ысқақ баб – каз.), Джалил-Ата (Әбд-Жәлел баб – каз.), Суфи-ходжа, Жаланаяк Аздера и нескольких его сыновей, включая одного внука. Примечательно, что перед именем Жаланаяк Аздера указано и его нареченное имя – Калмухаммед. Если быть точным, там написано буквально «Ир Хал-Мухаммад ‘азизлар, лакаблари Йаланг-Айаг-‘азизлар». То есть генеология содержит настоящее его имя – Ир Халмухаммад (Ер Қалмұхаммед – каз.) и лишь затем следует – Йаланг-Айаг Азизлар. То есть здесь указаны как его настоящее имя, так и лакаб – прозвище, под которым он и остался в памяти казахского народа!

Приведенная в документе насаб-нама интересна и тем, что в ней имеется имя Суфи-ходжа, который сегодня известен больше под другим прозвищем Дуана-ходжа (настоящее, нареченное  его имя – Мади-ходжа). Почему в документе вместо Дуана-ходжа написано «Суфи-ходжа» объясняется тем, что в ханствах Средней Азии персоязычные чиновники не разделяли последователей суфизма по принадлежности к различным орденам, а всех относили к суфиям и называли также. И возможно, когда пишущему насаб-наму продиктовали имя Дуана-ходжи, он привычно записал более правильное в его пониманий «Суфи-ходжа». К тому же нужно понимать, что само слово «дивана» на фарси означает «нищий», «бедняк» и также напрямую ассоциируется с суфиями. Для информации хочется сообщить, что сегодня потомки Дуана-ходжа (Мади-ходжа) относятся к одной из самых многочисленных и известных родов казахских ходжей.

Но вернемся к нашей основной теме и отметим, что в этом документе Жаланаяк Аздер упоминается четырежды. О первом уже сказано, а в трех оставшихся случаях его прозвище приводится как имя духовного наставника отдельных людей или племени, которые относятся к числу мюридов святого. Интересно и то, что в последний раз его прозвище написано в словосочетании «Хыдр Яаланг-Айаг Азизлар» – то есть с добавлением имени-эпитета Кыдыр, этого очень популярного в исламском мире мифического персонажа, пророка. Так, в каноническом тексте Корана этот святой посылается Всевышним на помощь пророку Мусе. Одним словом, составители фетвы постарались подчеркуть исключительную значимость Жаланаяк Аздера в глазах всего казахского народа.

Что касается имен тех сыновей и внука Жаланаяк Аздера, которые лично присутствовали во время составления фетвы, то в документе также написаны не настоящие их имена, а прозвища, под которыми они были на тот момент известны в народе. Так, первого из них зовут Гадай-ходжа, что с фарси переводится – Бедняк-ходжа. Хочется отметить, что в исторических рукописях мусульманских стран это прозвище встречается довольно часто. Причина этого кроется в том, что носители данного лакаба проповедовали полный отказ от земных радостей в пользу последующего обретения истинных благ в ином мире. После Гадай-ходжа следует имя другого сына Жаланаяк Аздера – Сары-ходжи, современные потомки которого называют его между собой по-разному – Сары Сопы, Сары Молда, Сармолла, Сопы Сәйді. Примечательно, что за именем Сары-ходжи следует уже имя его сына Жиен-ходжи. Таким образом в этом документе перечислены имена трех последних на тот момент поколений – деда, сына и внука.

Если иметь в виду, что та часть документа, где указаны имена участников и названия племен, начинается с перечисления всех трех казахских жузов «Улы йуз, Урта йуз, Кичик йузнинг» – Старшего жуза, Среднего жуза и Младшего жуза, то можно смело утверждать, что участники освободительного движения воспринимали свое движение всенародным, а значит и роль духовных покровителей, в лице потомков Жаланаяк Аздера, становится для истории еще более значительной. Из этого следует, что, в пониманий вооставших казахов, насаб-нама – родословное древо потомков духовного наставника Абылай хана, должно было придать легитимность их военным действиям против законного на тот момент правителя, которым тогда был кокандский хан. В таком случае этот документ является прямым отражением того, как происходила мусульманизация казахского населения, которая, в свою очередь, является плодом политики насаждения ислама, проводимого захватчиками. Так, казахи посчитали, что восстание без такой фетвы – специально полученного благословения – могло дать основание кокандскому хану причислить их к числу қарақшы – обычных разбойников или воровских шаек, чем тот не преминул бы воспользоваться при принятии встречной фетвы, чтобы дискредитировать действия повстанцев в глазах сочувствующих. И хотя фетва принятая казахами, как мы уже говорили, далека от совершенства и по многим параметрам совсем не соответствует правилам составления таких документов, восставшие решили компенсировать эти недочеты чистотой происхождения их духовных покровителей, в лице прямых потомков, то есть сыновей и внука знаменитого Жаланаяк Аздера.

В завершение своего рассказа об этом уникальном документе XIX века, хочется сказать несколько слов и о тех, кто сумел сохранить его до наших дней. До 2010 года им обладал Сабир-ходжа, после кончины которого он перешел к его сыну Бахтияру-ходже. По словам матери Бахтияра, дед Сабира-ходжи – Ата-ходжа, переехал под Ташкент еще до Октябрьской революции 1917 года из местности Тюлькибас (сегодня этот регион входит в Тюлькубасский район Южно-Казахстанской области – Е.О.). По семейным преданиям, сделал он это по настоятельной просьбе аксакалов рода Рамадан. Представители этого казахского племени, входящего в состав Младшего жуза, занимающего общирные территории Западного Казахстана, к тому времени уже более века проживали в Ташкентском оазисе. Представители племени рамадан считают потомков Жаланаяк Аздера, к которым относит себя Бахтияр-ходжа, своим духовным покровителем – пір и ежегодно делают разного рода пожертвования в пользу его семьи. Для полноты информации нужно отметить, что в Тюлькубасском районе Южно-Казахстанской области сегодня проживают более 100 потомков Жаланаяк Аздера, ведущих свою родословную от его сына Курманали-ходжи.

Интересно, что востоковед Аширбек Муминов, подробно изучивший документ, выдвинул версию, что он был составлен либо возле мавзолея Ходжи Ахмеда Яссави в Туркестане либо на месте захоронения Жаланаяк Аздера. И, как выяснилось позже, ученый оказался прав. И хотя исторического документа, подтверждающего данную гипотезу, не имеется, есть косвенные доказательства, доказывающие правоту ученого. Для начала надо сказать, что Туркестан в 1826 году уже более десяти лет находился под властью Кокандского ханства и там был расквартирован внушительный военный гарнизон захватчиков, что не позволяло в городе собраться казахам. А вот севернее Туркестана, за хребтами Каратауских гор, в городке Сузак, они вполне могли съехаться на сход, потому что именно возле него, как удалось выяснить в 2014 году, и был захоронен легендарный Жаланаяк Аздер. Но прежде чем начать подробный рассказ о месте его погребения, хочется немного поведать о самом городе Сузаке, история которого уходит в глубину веков. Так, археологами установлено, что город существовал еще в VI веке н.э., а спустя тысячу лет он стал первой столицей Казахского ханства и именно в этом статусе упоминается в период с 1465-1469 и 1511-1521 гг. Также известно, что Сузак был в числе городов, разрушенных в 1723-1727 гг. джунгарами и, после изгнания их, Абылай хан принял меры по его восстановлению, о чем упоминает акын Шади-тюре все в том же сочинении «Тарихат».

Сузак для казахов-кочевников издревле являлся своеобразными воротами в Среднюю Азию. Дело в том, что город возник недалеко от перевала Суындык, места природного прохода через Каратауские горы. Именно этот перевал положил начало кратчайшему торговому маршруту, соединяющему внутренние районы Дешт-и-Кыпчака с городами Средней Азии. По нему испокон веков казахи перегоняли свой скот на продажу в Туркестан и оттуда дальше на перепродажу. Со временем, эту важную роль у Туркестана сумел перехватить именно Сузак, благодаря тому, что казахам намного сподручнее было продать свои стада до горной цепи Каратау, тем самым перекладывая на плечи других все тяготы перехода через перевал Суындык. В итоге Сузак стал рости как на дрожжах, превратившись в настоящий средневековый город. Так, к концу XIX века там имелось до 20 мечетей, более 10 медресе, несколько крупных караван-сараев и десятки всевозможных торговых домов и мелких лавок. В черте города также находился огромный загон для овец, имевший двое больших ворот. Через одни ворота туда загоняли целые отары овец и, когда он набивался битком, работники, стоявшие по четырем углам на специальных помостах, поочередно выкрикивали «Мың!» («Тысяча!»), после чего отворялись противоположные ворота и животных выгоняли наружу. Там их ждал очередной богатый покупатель, прибывший из Бухары, Самарканда и других городов Средней Азии. Почему торговцы не считали овец поголовно, объясняется тем, что часть скотины погибала в пути, скажем, их могли задрать волки, и еще какое-то количество тратилось на пропитание погонщиков.

После того, как казахи продавали своих овец, на вырученные деньги они приобретали в сузакских лавках все необходимое и возвращались в свои степи. Крупная же скотина продавалась на скотном рынке за стенами города. Об этом поведал мне один из аксакалов аула Сузак – Тауекел Алибекулы, принадлежащий роду Таракты. Не менее занимателен его рассказ и о том, как представители Советской власти разрушали древний Сузак. В те времена Тауекел-ата был школьником и жил в интернате. Причиной этого поистине варварского решения послужили известные события 1930 года, когда казахи сузакских степей подняли антисоветское восстание. Тогда, доведенные до отчаяния непомерными налогами и произволом представителей властей кочевники разоружили местную милицию и казнили нескольких руководителей района, вместе с зарвавшимися активистами. Восставшие избрали хана и выдвинули лозунги «Долой Советскую власть!», «Да здравствует ханская власть!» и «Да здравствует казахское правительство!». Народное движение не успев начаться, почти сразу же было утоплено в крови. Спустя несколько лет древний Сузак, имевший узкие и извилистые улочки, под предлогом неудобства для проживания и обещания выстроить новый, современный город, был разрушен властями до основания. По воспоминанием Тауекел-ата, дома в силу того, что были выстроены из сырцового кирпича, несложно было снести. Так особые бригады, в основном сколоченные из молодежи близлежащих аулов, сначала делали подкопы под стенами и затем дружно толкали внутрь. Когда густые клубы пыли оседали, перед взорами активистов и собравшихся зевак иногда возникали удивительные сцены. Например, в одном из помещении были обнаружены горы всевозможной посуды, в другом стояли целые ряды самоваров разнообразных форм и размеров, а в одном из больших строений находилось огромное количество старинных книг, исписанных арабской вязью. Среди них были как толстенные, обтянутые кожей фолианты, так и сотни более простых печатных книг, а также разные свернутые свитки с древними рукописями. Тауекел-ата вспомнил, как при виде этих книг несколько человек в испуге отпрянули назад и раздались слова «Коран… Коран…», после чего он, будучи еще мальчиком, ощутил холодок внутри себя и его враз обуяло глубокое чувство страха. И тогда, недолго думая, он стремглав пустился наутек… «Скорее всего, это была общественная библиотека…» подытожил свои слова аксакал.

Как уже было сказано вскользь, акын Шади-тюре в своем сочинении «Тарихат» упоминает о посещении Сузака своим прадедом Абылай ханом, который останавливается лагерем там во время паломничества к могиле святого Ходжа Ахмета Яссави. Удобное место расположения селения вызывает у хана восхищение и он, когда добирается до Туркестана, объявляет местным мастеровым сартам, что тем, кто пожелает переехать в Сузак он готов выплатить хорошие деньги, а также оплатить им работы по возрождению разрушенного джунгарами города. Тогда несколько сартских семей решают отправиться вместе с ханом и переселиться туда. Думается, что Шади-торе не случайно упомянул об этом событии. Видимо до акына дошли какие-то обрывочные сведения о тех далеких и важных событиях и он не мог не отметить этот немаловажный факт из жизни Абылай хана, но при этом поэт не стал связывать эти сведения с его духовным наставником. В действительности же связь между вопросом обустройства Сузака и наставником хана Жаланаяк Аздером, думаю все же присутствует. Доказательством тому может послужить то обстоятельство, что Жаланаяк Аздер нашел свое последнее прибежище на окраине именно этого поселения. Сегодня это небольшое надмогильное сооружение находится в черте аула, но еще тридцать лет назад оно заметно отстояло от него. Одним из аргументов в пользу того, что Абылай хан вовсе не случайно обратил свой взор на Сузак, является неожиданный факт, о котором поведала дочь последнего смотрителя (шырақшы – каз.) могил Жаланаяк Аздера и святого Жылтырак-ата, расположенных рядышком. Сегодня Манзура-апа проживает в Ташкенте, но часто приезжает в родной аул в гости к своим родственникам. По ее словам, оказывается еще в послевоенные годы между этими двумя сооружениями стояло неказистое полуразвалившееся строение, позже разрушившееся окончательно. Как-то в детстве она поинтересовалась у своей бабушки Тура-апа, что эта за сарай и та ответила ей: «Это – каландархана, там когда-то обитали каландари». На следующий ее вопрос: «А кто такие каландари?», она получила ответ: «Это такие люди, которые собирали подаяние и жили на это. Их Советская власть не захотела принять. Потом большевики их прогнали и теперь каландарей нет». Сейчас место, где стояла каландархана представляет из себя слегка возвышающуюся продолговатую насыпь, которую можно легко различить.

Из приведенного выше первого отрывка из дастана «Тарихат» мы уже знаем, что Жаланаяк Аздер явился к хану в виде бродячего дервиша. Существование в прошлом рядом с его могилой каландарханы наводит на мысль, что на этом месте когда-то действительно находилась небольшая ханака местных дервишей. В пользу данного предположения говорит и следующий факт, точнее новых два факта, которые удалось собрать в разных частях Южно-Казахстанской области. Оказывается два колена потомков Жаланаяк Аздера, одни проживающие в 65 км от Сузака в селе Шолаккурган, а другие в Тюлькубасском районе, что отстоит от могилы святого примерно на 200 км, ведут свое родословное древо от некоего Беккалантая. Причем, и те, и другие до последнего времени даже не знали о существовании друг друга. Разница в их семейных преданиях лишь в том, что по словам шолаккурганца Исаходжи Абдикулова – Жаланаяк Аздер и Беккалантай являются одним и тем же лицом, а тюлькубасцы считают, что первый приходится сыном последнему. Для рассказов, которые передавались в течение продолжительного времени из уст в уста, такое разночтение не играет существенной роли. Скорее наоборот, являются лишь дополнительным и достаточно весомым аргументом в пользу близости к истине.

Так кто же, в таком случае этот загадочный Беккалантай? Для начало попытаемся разобраться в этимологии данного имени, первый слог которого «бек» является древним тюркским словом, означающим главу клана, предводителя рода, а вторая часть «калантай», явно является искаженным вариантом слова «каландар» – странствующего бродячего дервиша, проповедника суфизма. Думается, что последняя буква в этом слове «р» сменилось на «й» из-за того, что когда-то прямое окончание первого знака случайно завернулось влево и стало походить на «и». Возможно, просто перо в руках пищущего соскользнуло, особенно если он писал сидя на корточках. В итоге, спустя годы, кто-то из потомков просто ошибочно прочитал «Беккаландар» как «Беккалантай», не вникая особо в смысловое содержание. Что же касается имени Беккалантар, то оно образовано от слов «бек» и «каландар», переставив которые можно получить звание или титул главы, предводителя бродячих дервишей – бека каландарей. Кстати, в Средней Азии фамилия Калантарбеков является довольно распространенной. Понятно, что один из предков носителей такой фамилии до установления Советской власти являлся предводителем группы суфиев из ордена бродячих дервишей. В итоге, становится понятным, что легендарный Жаланаяк Аздер был не только духовным покровителем Абылай хана, но и предводителем дервишей Сузака. И тогда становится понятным желание хана отстроить заново разрушенный джунгарами город. Абылай хан тем самым также хотел воздать должное своему духовному наставнику и месту его постоянного обитания, откуда тот и отправлялся каждый раз вглубь бескрайних казахских степей.

Еще один интересный факт связанный с Жаланаяк Аздером привел Мухитдин Ибрагимов, сын Манзуры-апа, который вспомнил, что учитель по истории рассказывал им, что тело дервиша, обернутое в кошму, казахи привезли в Сузак из степи и предали земле рядом с могилой святого Жылтырак-ата, которого покойный очень почитал при жизни.

Здесь хочется несколько подробнее рассказать о бывших сузакских жителях – Манзуре-апа и ее сыне Мухитдине. По словам Манзуры-апа, насколько она помнит, ее предки всегда были смотрителями (чиракчи – узб. шырақшы – каз.) могил этих двух святых – Жылтырак-ата и Жаланаяк Аздер, которого они больше привыкли называть «Жаланаяк Аждар аулие». На ее памяти, этим богоугодным делом сначала занимался дедушка, после кончины которого его дело продолжила бабушка Тура-апа, а затем их сын Зуннин и его супруга Мастура, родители Манзуры-апа. Последним чиракчи была ее старшая сестра Маябан-апа, которая в детстве сломала ногу и на всю жизнь осталось инвалидом. Скончалась она в 2010 году и место смотрителя заняла дочь Маябан-апа, после кончины которой ее место заняла дочь Амиракан. Удивляет тот факт, что при этом мужская линия клана смотрителей не прерывалась и в Сузаке проживает Сакатай, родной брат Манзуры-апа, у которого имеются сыновья. Но все они, отчего-то, не захотели идти против своевольной племянницы и устранились от этого богоугодного дела, которому посвятило свои жизни не одно поколение их предков. Что же касается Мухитдина, сына Манзуры-апа, то он в 1996 году на свои средства заново отстроил надгробное сооружение над могилой Жаланаяк Аздера, разрушенное сильным паводком в далеком 1969 году. По его словам, новой постройке он постарался максимально придать первозданный вид, но ему все же пришлось немного, на длину кирпича, удлинить фундамент. К тому же, как ему кажется, купол у него вышел несколько низковатым. В первоначальном виде, по словам очевидцев он выглядел несколько выше, был вытянутым и напоминал дыню, а из поверхности купола во все стороны торчали небольшие деревянные палочки. Согласно местным поверьям на них днем могут садиться птицы, что расценивается как добрый знак, а ночью с неба спускаются крылатые ангелы. Такие купола являются отличительной чертой многих надмогильных сооружений Сузакской области.

К сожалению, Манзура-апа и ее близкие ничего не смогли сообщить о том, кем был и когда жил Жаланаяк Аздер. По ее словам, он родился позже Жылтырак-ата и преклонялся перед его памятью. Но зато о Жаланаяк Аздере был наслышан уже упомянутый Тауекел-ата, рассказавший сразу несколько легенд о нем. Так, в одной из них повествуется о батыре Найманбае, который однажды поздним вечером обнаружил в кошаре, среди овец, прилегшего на ночлег бродягу. Времена тогда были неспокойные и батыр решил, что этот оборванец может быть лазутчиком джунгар, но не подав виду заявил ему, что негоже гостю ночевать среди скотины и пригласил в свою юрту. Мало того, он угостил мясом бедолагу и предоставил ночлег, а также одел гостя в хорошие одежды, подарив заодно хорошего коня. Когда наутро бродяга, поблагодарив великодушного хозяина уехал, то батыр отправил за ним одного из джигитов, чтобы тот проследил, куда тот направился. Вскоре джигит вернулся и рассказал Наймантаю, что тот по дороге раздарил подаренные одежды и коня повстречавшимся пастухам, а сам продолжил путь в своих прежних лохмотьях. Тогда Наймантай батыра охватило неловкое чувство и он, раскаявшись в том, что подумал плохо о странствующем дервише, пустился за ним в погоню на своем лучшем скакуне. Но ему, как он не погонял своего коня, таки не удалось нагнать таинственного гостя и лишь на узких улочках Туркестана, за сотни верст от своих кочевий, батыр сумел разыскать и выразить свое почтение Жаланаяк Аздеру.

В другой же легенде повествовалось о том, что однажды знаменитый Кабанбай батыр занемог и слег надолго. Узнав об этой печальной вести со всей Казахской степи стали приезжать люди, чтобы проведать больного, а может даже в последний раз повидать своего непобедимого героя. Вместе с несколькими известными личностями явился к батыру и Жаланаяк Аздер. Кабанбай при виде гостей принялся сетовать, что его одолевает жалкая болезнь, в то время как он всегда молил Аллаха подарить ему смерть на поле брани, чтобы встретить ее верхом на коне и с копьем наперевес. И тогда Жаланаяк Аздер успокоил его, заявив, что тому еще отпущено несколько лет жизни и умрет он согласно своей мечте – в бою. Слова дервиша пришлись по душе батыру, а присутствующие принялись громко восхвалять Жаланаяк Аздера, хотя, в глубине души, никто из них не поверил ему.

Как и было предсказано, вскоре батыр пошел на поправку и позабыл о своем недуге. Прошло еще несколько лет и однажды Кабанбай снова слег, и в этот раз нутром понял, что осталось ему жить совсем недолго. И пока он лежал в ожидании ангела смерти, весть о тяжелой болезни казахского батыра дошла до горных киргизских кочевий. Едва об этом узнал сын киргизского манапа Атеке-жырыка, которого в свое время убил лично Кабанбай батыр, как он поспешил бросить боевой клич. Вскоре под его знамя встало войско в тысячу джигитов и тогда он объявил им: «Я должен отомстить за смерть отца живому батыру!», после чего двинулся в поход на казахов. Люди же Кабанбай батыра, опечаленные его болезнью, совсем позабыли о том, что враги никогда не дремлют и прознали о приближении воинственных киргизов в самый последний момент. И когда казахов охватила паника, Кабанбай решил сам отправиться навстречу врагу. Призвав под знамя тех, кто был поблизости, он выступил в поход имея лишь пять сотен джигитов. Вскоре оба войска выстроились лицом к лицу. Когда киргизы увидели, что казахов привел не кто-нибудь, а сам Кабанбай батыр, то их сердца обвила змея страха. Решив, что казахский батыр применил военную хитрость, чтобы выманить их в свои земли и разбить наголову, киргизские джигиты повернули головы своих коней назад, но сын Атеке-жырыка был непреклонен и вызвал убийцу отца на жекпе-жек – сразиться один на один. Кабанбай принял вызов и два воина, направив копья, устремились навстречу друг другу. Спустя минуту батыры сошлись и почти одновременно повалились на землю, чтобы больше никогда не подняться. Позже выяснилось, что сын Атеке-жырыка погиб пронзенный копьем, а сам Кабанбай батыр, сумевший увернуться от оружия врага, скончался уже от удара, полученного при падении. Так, если верить старинному преданию, сбылось предсказание Жаланаяк Аздера.

На мой вопрос, откуда Тауекел-ата знает эти и другие легенды о Жаланаяк Аздере, аксакал ответил, что в детстве очень любил слушать разговоры аульных стариков, которые знали множество историй из прошлой жизни казахов, но он запомнил лишь малую часть тех прекрасных преданий.

 

Здесь хочется вернуться немного назад, к месту захоронения Жаланаяк Аздера. То, что его нагробное сооружение находится в селе Сузак, удалось узнать совершенно случайно летом 2014 года, когда мне в руки попал номер газеты «Замана», где была напечатана небольшая заметка о могиле святого Жылтырак-ата. Там же вскользь было рассказано и про надгробное сооружение Жаланаяк Аздера. До этого все мои попытки разузнать, где же покоится духовный наставник Абылай хана не давали положительных результатов. Кто-то считал, что он похоронен в Жамбылской области, другие указывали, что один святой с похожим именем покоится на территории Кызылординской области, но ничего конкретного никто не мог сообщить. И вот, уже после ознакомления с заметкой в газете и посещения Сузака, мне в руки попали новые легенды записанные Машхур-Жусипом Копеевым, в которых, как было сказано выше, имелись и другие упоминания о Жаланаяк Аздере. Причем, в некоторых из них проводилась прямая связь с Сузаком. Так, в первой из них, повествуется о том, что знаменитый святой Баба Тукти Шашты Азиз был захоронен неподалеку от Сузака, в местности Мынжылкы и об этом, мол, в свое время сообщил никто иной, как Жаланаяк Аздер, завещавший похоронить себя рядом с ним. Во втором же рассказе уже конкретно указывалось, что Жаланаяк Аздер покоится в самом Сузаке. Об этом было написано буквально следующее:

«Еще недавно вышедший из рода Куандык худой Конырбай, который выучился у Айходжи ишана; вместе с Акпаном, сыном Байыша, во времена когда Фаясин правил в Туркестане, вошел в спор с сартами, заявив им:

– Жаланаяк Аздер является святым, вышедшим из среды казахов и был сыном Сары-суфи из керейтов и поэтому его кости мы отвезем и перезахороним в Сары-Арке!

Доказав им это, они вскрыли могилу и оказалось, что тело Жаланаяк Аздера лежало не сгнившим, тамим же когда он умер, без каких-либо следов и запахов разложения. Когда же они потянулись к телу, то небо, до того ясное, в одно мгновение затянуло облаками и поднялся страшный ветер, который вмиг смешал все вокруг. Тогда собравшиеся заговорили: «Видимо сам дух покойного противится нашему желанию переместить его тело» и снова закрыли могилу и воздвигли знак над ним, после чего, говорят, худой Конырбай сказал Акпану:

– Я умру раньше тебя. Ты привезешь мое тело сюда и похоронишь рядом с ним».

 

Нас не должно смущать, что в этой легенде Жаланаяк Аздер считается казахом из рода Керейт, к тому же сыном некого Сары-суфи. На самом деле, как мы уже знаем из насаб-нама, послужившего основой для создания фетвы в 1826 году, Сары-суфи – Сары-ходжа, наоборот является сыном Жаланаяк Аздеру. Просто, здесь мы сталкиваемся с особенностями народных преданий, в которых часто происходят подобные путаницы. Здесь главное другое – что благодаря этому небольшому рассказу из фольклорного наследия Машхур-Жусипа Копеева стало более чем очевидным, что Жаланаяк Аздер действительно покоится в ауле Сузак. Просто этот факт, в силу того, что имя и деяния его были уже забыты, особенно никого и не интересовал. Тем более, что в советские времена история казахов, в основном освещалась лишь с позиции пропаганды построения социализма, где так называемому феодальному прошлому отводилось очень мало места. К тому же, само надмогильное сооружение святого ничем особенным не выделялось на фоне других подобного рода сооружений. Скорее наоборот, оно даже заметно уступало таким памятникам, как мавзолеи Кулак-ата, Аксумбе, Аже-апа, Мамет-халпе, расположенных как в самом Сузаке, так и вокруг него, заслуженно ставшими достопримечательностями этого региона.

После того, как новость о местонахождении могилы Жаланаяк Аздера дошла до его прямого потомка в восьмом колене Жумабая Омарулы, проживающего в г. Кызылорда, он поспешил побывать в ауле Сузак. И уже в сентябре того же 2014 года, им был организован ас – традиционное поминальное мероприятие, на который съехались из разных регионов Казахстана более ста потомков духовного покровителя Абылай хана. Спустя год, потомки Жаланаяк Аздера организовали работы по очистке родников и сильно заиленного арыка, заменили старый мост на новый, оградили сеткой территорию, где покоятся их знаменитый предок и Жылтырак-ата, по завершений которых устроили второй ас. На него съехалось еще больше потомков знаменитого дервиша, многие из которых никогда прежде не видели и не знали о существований друг друга. Мало того, некоторые из них тогда впервые узнали настоящее имя своего знаменитого предка – Ер Калмухаммеда. Примечательно, что среди приехавших оказался мужчина по имени Мадикожа, приехавший из Туркестана, который еще в далеком 1983 году побывал на месте захоронения Жаланаяк Аздера. Он поведал, что в тот раз привозил своего отца Шакиркожа, пожелавшего совершить паломничество к могиле их далекого предка и принести в жертву барана. По словам Мадикожа, в то время развалины надгробного сооружения Жаланаяк Аздера еще находились довольно далеко от селения Сузак. Еще он припомнил, что после возвращения домой, некоторые из родных отнеслись к паломничеству Шакиркожа с большим недоверием, сомневаясь, что они побывали на могиле человека, который действительно дал начало их роду жалаңаяқ қожалар – босоногих ходжей. Отец Мадикожа скончался в 2000 году в возрасте 78 лет. Так, неожиданно выяснилось, что еще совсем недавно были живы некоторые потомки странствующего дервиша Жаланаяк Аздера, которые все еще помнили о месте, где нашел свой последний, вечный приют легендарный пір самого Абылай хана.

Тогда же удалось узнать, что существовал перстень с печатью Жаланаяк Аздера, который был утерян в конце 90-х. Оказывается, этот бесценный предмет хранился в семье жительницы Туркестана по имени Насиха-апа, которая вела свое происхождение от все того же Сарыходжа, чье имя указано в числе сыновей Жаланаяк Аздера в историческом документе от 1826 года. Насиха-апа сокрушалась, что недоглядела за печатью, считая, что ее взяли поиграть внуки и просто потеряли где-то. Об этом рассказал все тот же Жумабай Омарулы, который побывал у нее в гостях осенью 1999 года. Проживала Насиха-апа в районе ТГЖД города Туркестана, в ветхом домике, где на одной из стен этого скромного жилища висел маленький зарисовок мечети Жаланаяк Аздера, который, по ее словам, был построен где-то в Сары-Арке. Сары-Арқа – это огромная территория, куда входят практически все области Центрального, Северного и Восточного Казахстана. Так что узнать точнее, где именно находилась мечеть сегодня непросто, если не сказать невозможно. Жумабай Омарулы сожалел, что тогда не решился выпросить рисунок. Согласно его рассказу здание выглядело очень простым, несколько удлиненным и было сложено из круглых деревянных бревен, что также указывает на то, что оно могло быть построено в одной из северных областей Казахстана.

Благодаря приведенным, либо просто упомянутым здесь многочисленным источникам, а также нескольким письменным документам – Жаланаяқ Әздер, из персонажа легенд, сказаний, семейных преданий и других образцов устного народного творчества, сегодня превратился в реальную историческую личность. Думается, что теперь имя духовного покровителя Абылай хана можно смело ставить в один ряд с другими выдающимися деятелями прошлого и ввести его в историю Казахского ханства.

Ералы ОСПАНҰЛЫ

художник, г. Шымкент,

 

¹ Жалаңаяқ Әздер – имя Жаланаяк Аздера встречается в вариациях Жалаңаяқ әулие, Жалаңаяқ Әз, Жалаңаяқ Әздүр, Жалаңаяқ ишан, Жалаңаяқ қажы, Жалаңаш баба и Жалаңаш әулие.

Хочется подчеркнуть, что возле аула Кейден Жанакурганского района Кызылординской области имеется надгробное сооружение еще одного святого с похожим именем – Жалаңаш әулие, но это совсем другой человек, хотя, согласно преданиям, он тоже является потомком все того же Дуана ходжи (Мади ходжа), деда Жаланаяк Аздера. Жалаңаш әулие из Кейдена был піром казахского рода Баглан, в составе племенной группы Сикым из Старшего джуза. В одной местной легенде его считают 11 сыном Дуана ходжи, хотя из родословных записей известно, что у Дуана ходжи было лишь 5 сыновей – Қожжан, Қылыш, Пірзада, Ғабдырахман (умер бездетным) и рожденный от второй жены Бақмұхаммед, отец Қалмұхаммеда (Жалаңаяқ Әздер).

² мюриды – араб. последователь, ученик, послушник. В суфизме ученик, находящийся на первой (низшей) ступени посвящения и духовного самосовершенствования. В более широком употреблении этот термин может обозначать простого рядового мусульманина, что можно наблюдать на примере казахов-кочевников.

Выбрав себе піра, казахи всем своим родом подчиняли свою волю воле Аллаха, а также воле своего духовного учителя, который обновременно являлся и покровителем, отпускателем сотворенных ими грехов и защитником от всевозможных неприятностей и бед. Путем принесения различных пожертвований своему духовному наставнику казахи верили, что этим они облегчают себе прохождение, положенного каждому верующему, духовного пути. Прохождение духовного пути верующим без руководства личного наставника (пір), считалось практически невозможным делом.

³ каландари – Существует гипотеза о том, что данный термин происходит от персидских слов каландар («обросший волосами неуклюжий человек») и калантар («старший», «большой»). Слово каландар был широко распространен во всём исламском мире и в историческом аспекте прилагался к разным категориям дервишей. В Средней Азии это были члены определенного союза бродячих дервишей, которые имели своего руководителя – шейха и всегда действовали от его имени – собирали подаяние и различные пожертвования в его пользу. Собранные средства шли на содержание членов общества и на благотворительность – постройку ханака, т.е. постоялых дворов для путников, мечетей и медресе.

⁴ шілтены – (чильтан, чильтаны, перс.) – духи из древней иранской мифологии, позже ставшие частью исламских верований таджиков и части афганцев. Чильтан – в переводе означает «сорок человек», откуда появилось у казахов словосочетание қырық шілтен – сорок шілтенов. 

⁵ Бахаутдин Накшбанди – великий религиозный деятель. Известен также как суфийский учитель и почитается как основатель самого значительного суфийского ордена Накшбанди, хотя на самом деле является лишь пятым шейхом ордена. Родился в 1318 году близ Бухары, в Узбекистане и скончался 1389 году там же. Известен также как Багауддин Накшбанд, Ходжа Бузург и Шахи Накшбанд. Он положил начало знаменитому суфийскому ордену накшбандийа, последователи которого пользовались популярностью также среди населения Казахстана.

⁶ пір – фарси, дословно – старец. В суфизме руководитель тариката (братства). В понимании казахов-кочевников пір – это духовный покровитель, наставник, учитель, а они являются его мюридами. В их среде собственный пір был не только у каждого племени, но и каждого из главных племенных союзов – Старшего, Среднего и Младшего джуза, а также у всего казахского народа. Самым известным піром всех казахов был Мусирали Сопы, которого избрал таковым знаменитый Тауке-хан.

⁷ «Аттым!» – широко распространенное в старину среди казахских бақсы (шаманов) действие, когда выкрикнув это слово они наносили ощутимый вред здоровью, а то и насмерть поражали всевозможных джинов или неугодных, чем-то обидевших их людей. Позже его переняли ходжи, ишаны и дервиши.

⁸ карамат – араб. чудо, чудеса. По-казахский – керемет. Один из исламских терминов, используемый для названия чудотворений, происходящих с праведными мусульманами или совершаемых ими.

⁹ әулие – араб. «вали» – святой. Казахское слово әулие (уәли) происходит от множественного числа этого слова – валийа.

¹⁰ сарт – этимология этого слова до сих пор вызывает споры. «Сарт» первоначально было древнетюркским словом, означавшим купец, торговец. В этом значении оно употребляется в «Кутадгу билик» Махмуда Кашгарского еще в ХІ веке. В.В. Радлов сделал заключение, что тюркское «сарт» заимствовано из индийского языка, с древнего санскрита. В Ташкентском, Ферганском и большей части Самаркандской области, а также на юге Казахстана оно являлось самоназванием оседлого населения. В то же время казахи и полукочевые узбеки до последнего наивно полагали, что название народа «сарт» пошло от тюркских слов «сары ит» – желтая собака. Легенда об этом в ХІХ веке была записана русскими этнографами. Со временем, после образования в 1926 году Узбекской ССР и принятого волевым решением руководителей республики называть отныне всех сартов «узбеками», они сами повсеместно начали относится к собственному самоназванию с презрением и оно стало постепенно выходить из официального употребления. Так, после распада СССР и образования Республики Узбекистан, в последней редакции Узбекской Энциклопедии от 2005 года этноним «сарт» вообще отсутствует.

¹¹ көк аса – хотя навершие посоха имело белый цвет, в тени, в полутьме он отливает синевой. Отсюда и пошло название көк – голубой, синий.

¹² генеалогии… – потомков четвертого халифа Али принято именовать по разному. Так потомков Али от Фатимы, дочери пророка Мухаммеда (с.ғ.с.), старшего из сыновей-близнецов Хасана принято называть – шариф (шарип, шериф, шәріп), Хусейна – сайд (сәйд, сейд, сейіт), а потомков от второй жены Ханифии, то есть от третьего сына Али – Мухаммеда-Ханафии именуют ходжа (хваджа, қожа). При этом казахи не делают особых различии между ними и всех потомков Али называют собирательно қожа, хотя сами ходжи, в целом, знают об этих различиях. Мало того, казахи к сословию қожа причисляют также и потомков первого халифа Абу-Бакра (қылауыз қожа, шәмші қожа) и второго халифа Омара (қырықсадақ қожа).

Литература:

«Абылай хан» тарихи жырлар жинағы. «Жазушы», Алматы, 1993

Бейсембиев Т.К. «Кокандская историография» (Исследование по источниковедению Средней Азии ХVІІІ-ХІХ веков). Алматы, 2009

Гейер И.И. «Ишаны». Сборник материалов для статистики Сыр-Дарьинской области. Издание Сыр-Дарьинского Областного Статистического комитета. Под. ред. И. И. Гейера.- Ташкент, 1891.

Ерофеева И.В. «Родословные казахских ханов и кожа – ХVІІІ-ХІХ вв.» (история, историография, источники). Алматы, ТОО «Print-S», 2003

Жапарұлы Б., Омарұлы Ж. «Шежіре – қажы Мәді (Дуана) қожа баласы Бақмұхаммедтің ұрпақтары». Алматы, 2002

Исаұлы Ө. «Өмір-өзен», естеліктер. «Ғасыр-Ш». Шымкент, 2004

Өтеулі Ә.Ж. (құрастырушы). «Қасиетті Марал ишан (225 жыл)». Қызылорда, «Тұмар». 2005

«Сыр еліндегі діни-ағартушылық ой-сана. (Марал ишан Құрманұлының 230 жылдық мерейтойына арналған республикалық ғылыми-теориялық конференция материалдары)», ғылыми басылым. Алматы, «Орхон». 2010

Радлов В.В. «Образцы народной литературы тюркских племен, живущих в Южной Сибири и Джунгарской степи», ІІІ-том. Санкт-Питербург, 1870

Нұртайұлы С. «Ислам және Марал баба», 1996

Семенов-Тян-Шанский П.П. «Путешествие в Тянь-Шань в 1856-1857 годах». Издательство ОГИЗ, Москва, 1946

Тәбірізұлы С. «Созақ өңірі», Алматы, 2007

Торайғыров С. 2-томдық шығармалар жинағы. «Ғылым», Алматы, 1993