Не помнят создателя те из людей,
В ком нету довольства судьбою своей.
Тому, кто в горячке наживы стократ
Все страны обегал, скажи^ что богат
Лишь тот, кто доволен своею судьбой.
Помедли! Вертящийся камень травой
Покрыться не может. Излишек забот
О плоти, поверь мне, ее лишь убьет.
Разумные высших стремлений полны,
А плотвугодники духом бедны.
Кто только стремится поесть да поспать,
Становится дикому зверю подстать.
Блажен, кто в убежище скромном своем
Духовные блага сбирает тайком.
Воистину понял призванье людей,
Кто похоти пса укрощает скорей.
Того не удастся легко обмануть,
Кто к истине держит сознательно путь.
Кто тьму отличить от сиянья небес
Не может, поймет ли, где—ангел, где—бес?
Поэтому ты и в канаву попал,
Что этой канавы в пути не видал.
Коль жадности камень привязан к крылам,
Ах, сокол едва ли взлетит к облакам!
Но крылья, не знавшие алчности пут,
На небо седьмое его вознесут.
Порывы плотских вожделений поправ,
Ты ангельски чистым свой сделаешь нрав. •
Как ангела сделать из дикого льва?
Как в небо взлететь из низин естества?
Сперва человека в себе воспитай,
Потом и об ангельских свойствах мечтай.
Сидишь ты на пылком строптивом коне,
Страшись, если им не владеешь вполне.
Он вырвет из рук у тебя повода,
Он сбросит, погубит тебя навсегда.
Умеренно ешь. На обжору, о друг,
Взгляни: человек пред тобой иль бурдюк?
Ведь тело не только питаться должно,
Должно и дышать и молиться оно.
Вместятся ль в мешок ненасытной алчбы,
Который от жира чуть дышит, мольбы?
Угодники плоти не знают, увы,
Что полный желудок есть враг головы.
Пусть лучше пустуют извивы кишок,
Ведь их никакой не насытит кусок,
Как адский огонь, что все время готов
К пожранию новых бесчисленных дров.
Скота ты питаешь в себе, а душа
От голода чахнет, чуть слышно дыша.
За корм для скота вожделений своих
Ты платишь ценой откровений святых.
Ты разве не знаешь, что жадность зверей
Их делает жертвой тенет и сетей?
Ведь даже и тигр горделивый, глядишь—
В капкан из-за пищи попался, как мышьг
Смотри, из-за жадности как бы ты сам
Мишенью не сделался вражьим стрелам!
Рассказ
Из кости слоновой привез гребешок
Мне некий хаджи—защити их пророк!
Однажды случилось узнать мне о том,
Что назвал меня он, разгневавшись, псом.
150
Я гребень швырнул: «Мне не надо костей!
Собакой меня называть ты не смей».
Пусть уксус я пью, но едящим халву
Прощать не намерен я злую молву.
Довольствуйся малым. Тогда пред тобой
И’нищий и царь будут равны судьбой.
К чему поклоняться князьям и царям?
Коль жадность отбросишь—владыка ты сам!
Коль ты себялюбец и пленник страстей,
Что ж, сделай богатого кыблой своей.
Но знай: потеряешь душевный покой
И будешь скитаться, как нищий с сумой.
Судьбою довольные смело глядят,
Потуплен у алчных стяжателей взгляд.
Рассказ
В Хорезме проситель один, чуть заря,
Являлся с поклоном в палаты царя;
Отвешивал низкий поклон-, а потом
Он ниц повергался во прах пред царем.
«О батюшка,—сын обратился к нему,—
Сомненья мои разреши. Почему
К царю, обратись, ты молился сейчас?
Вель кыбла—учил ты—не царь, а Хеджаз».
Борись со страстями! Кто раб их оков,
Тот кыблу менять ежечасно готов.
Порою продать он решается честь
И перлам зерно ячменя предпочесть.
Ты жаждой томишься. Глянь: рядом вода,
Напейся, но честь не губи из-за льда.
Смирять научись побужденья страстей,
Иль будешь бродить у порогов дверей.
Стяжания длань научись сокращать,
К чему упованья на пышную знать?
Ах, жадность свою укротил ты когда б,
Не ставил бы подпись: «смиренный ваш раб».
Ты жаден, и гонят повсюду тебя,
Но, жадность изгнав, будешь встречен любя.
Притча
Мудрец заболел лихорадкой. Совет
Ему кто-то дал: «Попроси, чтоб сосед
Дал сахару». Молвил на это больной:
«Нет, смерть мне приятней, чем лик его злой».
Ах, сласти мудрец не возьмет нипочем
У гордых и кислых, как уксус, лицом!
За прихотью всякой не следуй спеша:
Коль властвует тело, скудеет душа.
Страстям поклонение губит людей,
Разумный, спасайся, беги от страстей!
Коль будешь покорствовать им без борьбы.
Претерпишь немало обид от судьбы.
Коль топишь утробы старательно печь,
Не сможешь ты вытерпеть с голодом встреч.
Подтягивай в год изобилья живот,—
Голодный не страшен покажется год.
Обжора и чревом своим отягчен,
И вдвое страдает от голода он.
Презренье обжорам! С утробой пустой
Быть лучше, по мне, чем с пустою душой.
О, горе! Их участь тяжелая ждет:
«Как скот, заблудились,~нет, больше, чем скот»
Не стоит жалеть их. Бессмысленный бык
Дремать лишь да есть доотвалу привык.
Ах, если ты жирен и грузен, как вол,
Побои сноси от людей, как осел!
Рассказ
Из Басры, читатель, привез я рассказ.2
Он тамошних фиников слаще в сто раз.
Шли в Басре однажды мы мимо оград
И фиников полный увидели сад.
Меж нас был толстяк и обжора притом,
С завистливым глазом, с большим животом.
На дерево он, толщине вопреки,
Полез, сорвался и разбил позвонки.
Предстал старшина и кричит: «Кто убил?»
Я молвил: «Умерь раздражения пыл!
Он с дерева сброшен утробой своей,
Кишки широки у бездушных людей,
Не все ж ему финики есть? Наконец
Исполнилась мера—сломал он крестец».
Утроба—как путы для рук и для ног,
Не страшен утробы угоднику бог.
Живот саранчи как громаден! Но вот—
Мураш ее тонкий за лапу влечет.
Рассказ
Торгующий сладким, в разнос, тростником,
Ища покупателей, бегал с лотком.
Сказал мудрецу он в деревне одной:
«Возьми-ка, а деньги сочту за тобой».
Торговцу ответил мудрец—запиши
Ответ сей премудрый в глубинах души:
«Как долго без них обойдешься? Меж тем
Без сласти твоей обойдусь я совсем.
Не сладостен мудрому сахар, о нет,
Ведь горечь расплаты приходит вослед!»
Притча
Хотанский эмир мудреца отличил,
Парчовое платье ему подарил.
Мудрец был подарку властителя рад,
С улыбкой надел он дареный наряд
И молвил: «Прекрасен твой дар, но, ей-ей,
Мне прежний изношенный плащ мой милей».
Коль волен душой, на земле заночуй,
Но ради ковра ты земли не целуй.
Рассказ
Был некого мужа несчастен удел:
Он к хлебу приправой чеснок лишь имел.
Сказали ему: «Чтоб поправить дела^
Пойди покормись с дарового стола.
Проси, не стесняйся нисколько, ведь тот^
Кто будет стесняться, голодным умрет».
Прельстил злополучного стол даровой,
Пошел—с перебитой вернулся рукой.
Воскликнул он, горьким предавшись слезам:
«К чему сожаленья! Виновен я сам.
Я жадностью только несчастье навлек,
Пусть будут со мною мой хлеб и чеснок.
Не лучше ли хлебец, добытый трудом,
Сластей, что подарены мне богачом?»
Не может заснуть, беспокойством томим,
Кто ждет приглашенья к обедам чужим.
Рассказ
У нищей несчастной старухи одной
В лачуге жил кот. Как-то раз, за едой
На княжеский двор он забрался тайком,
Но челядь султана, глумясь над котом,
Из луков в него принялася стрелять.
В испуге, в крови обратился он вспять
И думал: Спасти только б жизнь мне, а впредь
В хибарке старухи я буду сидеть,
Мышами кормясь».
Друг мой, стоит ли мед
Мучений? Домашняя брага сойдет!
Создателю раб не годится такой,
Который своей недоволен судьбой.
Рассказ
Прорезались зубы у крошки-мальца;
Весьма озаботило это отца.
«Откуда я пищи достану мальцу,
А бросить младенца возможно ль отцу?»-
Так он вопросил у супруги своей.
Но женский ответ был достоин мужей:
«Не бойся соблазнов диавольских. Тот,
Кто зубы дает, пропитанье пошлет.»
Всевластен господь. О младенца судьбе
Ему и пещись надлежит,—не тебе.
В утробу жены кто зародыш кладет,
Тот сам охраняет дитяти живот.
Хозяин дает пропитанье рабу,
Создатель людей охраняет судьбу.
Имеют доверье рабы к господам,
Ты к богу доверья не знаешь, о, срам!
Я слышал, что некогда руки святых
Творили сребро из каменьев простых.
Сомненья отбрось. Для довольных судьбой
Сребро не дороже, чем камень простой.
Как дети они: нет корысти в сердцах,
Не все ли равно им, что злато, что прах.
Дервиш, пред царем ты покорно склонен,
Но знай, что дервиша несчастнее он.
Ираном не сыт Феридун, между тем
Доволен бедняк, получивши дирхем.
Страной управленье—мучительный труд,
Бедняк же—как царь, хоть и нищим зовут.
Бедняк, если сбросил он алчности гнет,
Счастливей царей недовольных живет.
И знай: засыпают в крестьянских домах
Так сладко, что им позавидует шах.
Заснет ли старьевщик, иль царь—все равно:
Ночь сменится днем, ибо так суждено.
Бессильны равно перед смерти волной
На троне султан и кочевник степной.
Коль знатного ты повстречал гордеца,
Иди восхвали всеблагого творца
За то, что не можешь обид причинять,
Как эта гордынею пьяная знать.
Рассказ
Я слышал, что славным одним мудрецом
В свой рост вышиною построен был дом.
«Имеешь ты средства,—сказали ему,—
Побольше не выстроил дом почему?»
«Зачем?—отвечал наш мудрец.—«Все равно,—
Отстроив, покинуть его суждено».
Там дома не строй, где проходит поток,
Коль хочешь, чтоб вышел из этого прок.
Ума в караванщике том не найти,
Который построил свой дом средь пути.
Рассказ
От старцев, известных словес красотой,
Услышал однажды рассказ я такой.
Жил в городе нашем один человек,
Проведший в превратностях долгий свой век.
Но свеж был у старого дерева плод-
Красе его сына дивился народ.
Как яблоко, кругл подбородок. Дивись,
Что яблоко вырастить мог кипарис
Прельщал и губил красотою своей
Нещадно сей юноша многих людей.
Что делать? Как горю людей пособить?
И сына решился родитель обрить.
Вот бритва отверзла язык свой стальной,
Чтоб прелесть юнца опорочить хулой.
Горька ей самой показалась хула
И вскоре главу в свой живот убрала.
Красавец, понурясь, томился стыдом,
А сбритые кудри лежали кругом.
Кому-то из тех, кто любили юнца,
Ему беззаветно предавши сердца,
Сказали: «Пришлося тебе пострадать!
Смотри хоть теперь не безумствуй опять!
Отсель улетай, точно бабочка, ты,—
Лишили щипцами свечу красоты».
На это влюбленный ответил с тоской:
«Любви изменяет лишь низкий душой.
Ведь нравом и ликом прекрасен юнец.
Так что же? Пусть бреет красавца отец.
Прекрасному нраву, прекрасным чертам
Я предан душою, отнюдь не власам.
Красавцу ль о сбритых кудрях горевать?
Ведь вырастут кудри такие ж опять!
Всегда ль у лозы виноград на ветвях?
Лоза—то без листьев, то снова в плодах»*
Достойный—как солнце ненастного дня,
Завистник же—точно в воде головня,
Вновь солнца заблещут лучи из-за туч,
А уголь во влаге погаснет, шипуч.
Не бойтеся мрака, друзья! Темнотой
Бывает окутан источник живой.
Вкусила земля после многих тревог
Покоя, а я—после долгих дорог.
Не плачь, не горюй над бездольным житьем.
Ведь ночка, о друже, беременна днем!
Конец VI главы
